Ну, это было только вступление. Читаем дальше.
§ 2. Иудейские шахматы
Фарисей и саддукей - братья навек!
Экономика Древнего мира была немногим проще сегодняшней. Но для того чтобы понять тайные пружины, приведшие к гибели одного из множества бродячих иудейских проповедников, вошедшего в легенды и даже послужившего зерном кристаллизации целой мировой религии, нам нужно немного разобраться в финансовой системе Римской империи. Потому что, говоря сегодняшним языком, Христа погубили тогдашние олигархи. За то, что он требовал прекратить валютные спекуляции и вложить капиталы в реальный сектор экономики. Христа убили большие деньги. Он вступил в рискованную политическую игру и проиграл. Его съели, как пешку в шахматной партии...
Основной денежной единицей Рима были серебряные сестерции и динарии. Сестерций весил 1 грамм, а динарий -примерно 4,3 грамма. (Динарий вообще-то был выпущен римлянами «под драхму». Когда бывшие греческие владения отошли Риму, там ходили греческие драхмы весом около 4,3 грамма. Чтобы не собирать все эти монеты и не переплав¬лять их в сестерции, римское руководство приняло решение выпустить аналогичную по весу свою монету - динарий.)
И еще одна была монета у римлян - аурея. Как следует из названия, она была сделана из золота и весила 8 граммов. Тяжелая такая монетка, подогнанная под половину персидского дарике, который весил аж 16 граммов. Золотые монеты в Древнем Риме играли ту же роль, что сегодня играет доллар. Это была мировая валюта. Так же как когда-то английские гинеи, римские ауреи были введены для расплаты за колониальные товары.
Геологически так сложилось, что на Востоке были месторождения золота, а в Европе — серебряные рудники. Стало быть, Рим был богат серебром, а Азия — золотом. Поэтому 1 грамм золота в метрополии стоил 12,6 грамма серебра, а на Востоке, в том числе в Иерусалиме, за тот же грамм золота давали 4,7 грамма серебра. Рано или поздно кто-то должен был этой разницей курсов воспользоваться...
Иудея являлась единственной провинцией Римской империи, которой было позволено чеканить свои монеты. Правда, с определенными ограничениями: туземцы могли чеканить только сикли — особые религиозные деньги. Дело в том, что на римских монетах были языческие изображения, которые, по иудейской вере, нельзя вносить в Храм. А подношения делать надо. Поэтому левиты (иудейские священники) и попросили у Рима права печатать свою монету. Не подумайте худого, господа, мы вовсе не хотим подорвать валютную монополию империи! Исключительно с религиозными целями!.. Рим, никогда на насаждавший на покоренных территориях свой культ Юпитера и вообще проводивший очень мягкую религиозную политику в отношении провинций, разрешил. И Иудея стала чеканить сикли.
Сикли продавались прямо у входа в Храм на меняльных столах. (Именно их и крушил Христос.) Это была здоровенная монета — 1 сикль равнялся 20 динариям. Каждый взрослый иудей обязан был на Пасху пожертвовать храму полсикля. Здесь тоже таилась своя хитрость. Полсикля купить было, естественно, невозможно. И если муж с женой на двоих отдавали за сикль 20 динариев, вносили священную монету в Храм и тут же жертвовали ее левитам, то, например, холо¬стому взрослому человеку приходилось вдвое переплачивать, покупая целый сикль и отдавая Храму те же 20 динариев. Это был как бы местный «налог на бездетность», стимулирующий женитьбу и, соответственно, производство детей.
Данные пожертвования были формой налога с простых евреев на поддержку местной власти. Иудеей тогда, помимо римского наместника, управлял «религиозный парламент» — Синедрион. В Синедрионе сидело две партии - саддукеи и фарисеи. Нам совершенно неважно, чем они отличались друг от друга по идеологии, не будем вдаваться в их религиозные оттенки. Но если опять-таки проводить современные поли¬тические аналогии, то саддукеи были ближе к «западникам», а фарисеи — к «патриотам».
Саддукеи были партией аристократов, настроенной на сотрудничество с оккупационными властями. А фарисеи были ближе к диковатым народным массам и потому страдали местечковым патриотизмом, каковой всегда является следствием примитивизма и инфантилизма.
Фарисеи выступали против римлян и коллаборационистов из местной власти, а также сочувствовали зелотам — тогдашним палестинским террористам, которые убивали ис¬подтишка римлян, отравляли колодцы, откуда пили легионеры, и занимались прочим непотребством. Хорошо, что взрывчатку тогда еще не изобрели!.. Зелоты мечтали с по¬мощью вооруженного восстания свергнуть «тиранию» Рима.
Короче, саддукеи были прагматиками, а фарисеи - слег¬ка восторженными ортодоксами. Исторически сложилось так, что меняльные столы, то есть все финансовые потоки Храма (читай — государства), были полностью подконтроль¬ны аристократам-саддукеям. Это естественно: прагматики всегда ближе к деньгам, чем твердолобые патриоты! За твердо-лобость и негибкость в «римском вопросе» саддукеи фарисеев очень не любили.
Патриоты-фарисеи резко выступали против западных оккупантов. Фарисеи твердили о традиционных ценностях, размываемых западной заразой. Римляне, мол, во всем ви¬новаты. И их здешние прихлебатели. Грабят нашу Родину, сволочи!
Хотя все было наоборот...
Как-то вечером патриции собрались у Капитолия...
Все было совсем наоборот: прагматичные саддукеи конвертируют полученное от меняльных столов серебро на золото по курсу 1:4,7, грузят это золото на корабли и везут в Рим, где меняют на серебро по курсу 1:12,6 и везут серебро обратно в «родные Палестины». Где снова меняют на золото и вновь отправляются в неспешное плавание через Средиземное море в известном направлении. Уолл-стриту и не снилась такая рентабельность валютных операций!.. А что же Рим?
«Рим погубила роскошь» - общеизвестная, почти пошлая фраза. Но эта пошлость - горькая правда. В Рим исправно поступали налоги из провинций. Но поступающее в виде монет золото не накапливалось, а утекало, как песок сквозь пальцы. Во-первых, его банально переплавляли в украшения. Во-вторых, огромные гонорары в сестерциях и динариях пла¬тились приезжим артистам, которые, прежде чем уехать, естественно, переводили серебро в «международную валюту» - золото - и увозили желтый металл из Рима. Строились циклопические сооружения. Устраивались бесплатные зрелища для плебса. За золото нужно было закупать диких зверей из Африки для гладиаторских игрищ. Нужно было годами учить и содержать самих гладиаторов. А гладиатор, как известно, товар разовый.
Практически все аристократы Рима, как и положено родовитым аристократам, давно уже живут в долг. А кто ростовщики, коим они должны немыслимые суммы? Большей частью выходцы из провинции - евреи. Что ж, такова всегдашняя историческая разница менталитетов у жителей метрополии и у пришлых. Имперские аристократы в свое удоволь¬ствие тратят деньги, а жители провинции, приученные скудостью жизни к накоплению, соответственно, складывают денежку к денежке. Если бы валютными спекуляциями за¬нимались римляне, капитал оседал бы в Риме, а не в Иудее.
Но... Не занимались они этим! Вот так же москвичи ругмя ругают «черных», которые все рынки захватили, но попробуйте хоть одного жителя столицы загнать на рынок! Мы, как и рим¬ляне, - имперцы. Римлянам лишь бы повоевать, в банях по¬париться, поговорить о высоком, благо театров и прочих мест духовного кормления в столице - пропасть. А тем вре¬менем еврейские капиталы подтачивают основы империи...
В общем, внутренний долг растет. Рим катится в про¬пасть. Император Тиберий это понимает. Тиберий пытается бороться с экономикой проедания, воюет с роскошью: изда¬ст антиалкогольные указы, высылает из Рима артистов, за¬крывает элитные рестораны, пытается директивно сдержи¬вать цены. Это, естественно, ни к чему хорошему не приво¬дит. Напротив, растет инфляция, процветает черный рынок, в обществе накапливается напряжение. Растет раздражение аристократов против ростовщиков. Растет раздражение адми¬нистрации против финансовых спекуляций евреев, отнюдь не способствующих укреплению денежной единицы Рима. Растет раздражение аристократов против императора Тиберия, который ограничивает их в развлечениях. А при таких делах и до заговора недалеко...
И заговор с целью убийства Тиберия действительно слу¬чается. Во главе заговора некто Элий Сеян, легат претори¬анской гвардии. Как мы сейчас сказали бы, командующий римским военным округом.
Здесь необходимо небольшое, но любопытное отступле¬ние. Заговор Сеяна состоялся в 30 году нашей эры. Раньше считалось, что Христа распяли в 33 году нашей эры, когда ему стукнуло 33 года. Но современные богословы и историки ото¬двигают эту дату на три года назад - в Нисан года тридцато¬го, то есть все случилось как раз в период заговора против Тиберия. Вообще говоря, разными историками дата рождения и, соответственно, возраст смерти Христа определяются по-разному. Самым смелым был, по-моему, отец Александр Мень.
Он полагал, что на момент распятия Христу исполнилось всего только 23 года. Мальчишка...
«Тиберия — в Тибр!» — таков лозунг заговорщиков. Но Сея-ну нужна поддержка на случай вероятной гражданской вой¬ны, которая, возможно, вспыхнет в результате его переворота. И Сеян пишет своим старым друзьям, в том числе намест¬нику Иудеи прокуратору Понтию Пилату и его непосред¬ственному начальнику - легату Сирии. Просит поддержки. Оба соглашаются, но менее решительный сирийский легат всю оргработу сваливает на Пилата, а сам выжидательно уходит в тень.
Пилат начинает подготовку. Но у него проблема: проку¬ратор не уверен, пойдут ли расквартированные в Палестине легионеры воевать за самозванца. Тем более что из-за разни¬цы золото-серебряных курсов в Риме и на Востоке на свою зарплату легионеры в Иудее могут позволить себе жить в три раза лучше, чем в метрополии. Так на кой ляд им возвращать¬ся на Родину? Вы нас Родиной не пугайте, товарищ Пилат!.. Тем паче что есть повод не послушаться прокуратора: Сеян-то - государственный преступник. Самозванец. Падла.
Значит, нужно дать легионерам деньги. Много денег. А где взять? Пилат — простой римский чиновник, живущий на одну зарплату. Откуда у чиновника такие деньги? Но прокуратор знает, где нужная сумма имеется. Однажды он уже брал из это¬го источника. Еле отмылся потом...
Гигиена важнее Бога
В Иерусалиме была очень старая канализация. И старый водопровод. На улицах воняло. Городу грозили эпидемии. Пилат неоднократно писал в Рим, чтоб дали денег на почин¬ку. Столица отмалчивалась. А местные религиозные власти в лице фарисеев и саддукеев денег на коммунальное хозяйство жалели, полагая, что канализация находится в федеральном
подчинении, зато исправно вкладывали капиталы в валют¬ные спекуляции и в предметы роскоши лично для себя. Раз¬рыв между нищими иудейскими массами и правящей левитской верхушкой все увеличивался. Вызванное этим имуще¬ственным расслоением социальное напряжение и без того росло как на дрожжах. А тут еще добавлялось недовольство горожан плачевным положением дел с канализацией и водо¬снабжением. Причем, случись эпидемия, граждане-то будут все валить на проклятых оккупантов!
А не дай бог, волнения! Мало того что их придется подав¬лять силами вверенного Пилату гарнизона, так еще и из Рима по шапке настучат: чего это ты так доуправлялся, милый друг? А не пора ли на заслуженный отдых?..
И Пилат решился на смелый ход. Он силой взял деньги из корвана — казны Храма. И на эти деньги провернул огром¬ные строительные работы — обновил канализацию, водо¬провод построил, городские бани. Естественно, в Рим тут же полетели доносы и жалобы от первосвященников: «Мы все налоги заплатили, а Пилат из священной казны деньги забрал! Нецелевое расходование средств! Вор!» В Риме по этому по¬воду даже сенат заседал. Тогда Пилату удалось отвертеться. Ему было что ответить сенаторам: ребята, здесь по улицам говно течет, у меня завтра половина гарнизона с дизентерией сляжет; а зато я бани новые построил известного архитекто¬ра такого-то — просто загляденье бани вышли...
И сенаторы оправдали Пилата: «Бани важнее Храма!» А уж прилипло ли сколько-нибудь от этого ремонта к рукам Пилата, того мы не знаем. Может, и прилипло. Чиновники все одинаковы.
...Но сейчас повторить тот же трюк Пилату уже не удаст¬ся. В Риме тут же станет известно, что прокуратор опять взял из корвана кучу денег. «А зачем?» — тут же спросят сенаторы. Не ответишь же, что на заговор... Значит, надо подумать. Крепко подумать.
Главный лозунг Христа
Пилат жил в римской резиденции Иудеи — городе Кеса¬рии. И лишь на праздник Пасхи на недельку традиционно приезжал в Иерусалим - привозил в Храм дары от римско¬го императора. И как раз в самый его приезд, в четырехстах метрах (!) от резиденции Пилата случается вопиющее безоб¬разие - некий молодой человек громит перед Храмом столы менял. Естественно, Пилату об этом становится известно мгновенно.
Туземцев Пилат не любит. Пилат отнюдь не либерал. Ему ничего не стоит отдать приказ римской кавалерии за¬топтать группку сектантов, слушающих на пригорке оче¬редного пророка. Этих пророков в Иудее - как блох на пар¬шивой собаке. И все агитируют против Рима. Вот как об этом пишет Библия: «...Незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырех¬сот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли. После него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались».
Почему же Пилат делает вид, что ничего не произошло? По¬чему не отдает приказ немедленно схватить мерзавца и тут же доставить его на личный суд? За такие дела по местным за¬конам вообще-то смертная казнь положена, а выносить смерт¬ные приговоры — прерогатива римских властей. Туземцы этого права лишены.
А потому Пилат молчит, что странный молодой человек бросает интересный лозунг: «Отдайте кесарю кесарево!» Причем явно бросает его в расчете на уши прокуратора. И Пи¬лат понимает, что демонстрация устроена лично для него. И против тех, кого он, государственный человек, всеми фи¬брами души ненавидит и презирает — фарисеев и саддукеев. Молчанию Пилата есть оправдание: прямых оскорблений кесарю не было, а в ваши туземные религиозные разборки я вмешиваться не хочу. Ведь вы же не просили меня о смерт¬ном приговоре смутьяну, правда, господа левиты? Действи¬тельно, господа левиты почему-то не просят смертного при¬говора для возмутителя спокойствия. Даже не схватили его. Чего это они стушевались?
А они боятся! Ведь для вынесения приговора Пилат мо¬жет не полениться и потребовать личной встречи с Иисусом, дабы по римскому праву устроить справедливый суд. А фа¬рисеи боятся этой встречи. Именно потому, что ее так хочет Иисус.
Информация к размышлению. Христос Иисус
Что знал к тому времени Пилат об Иисусе? Если даже и ни¬чего не знал, то после скандала на площади наверняка за¬требовал сведения. И наверняка в свитках политической по¬лиции сведений о Христе было немного. Пилат узнал, что Иисус (он же Иешуа, он же Назаретянин, он же Иегошуа) — профессиональный проповедник, обладающий определен¬ной харизмой и пользующийся успехом у местной публики. Что проповедует он ессейскую ересь — нестяжательство и еще какую-то малопонятную римскому прокуратору ерунду. Что зелотов не поддерживает. Что по слухам, гуляющим в Га¬лилее, настоящим отцом Иисуса был не престарелый плот¬ник Иосиф, у которого уже висит на полшестого, а римский солдат Пандира... И здесь Пилат не мог не почувствовать легкого налета симпатии к проповеднику. Ведь он был не гряз¬ный иудей, а наполовину римлянин! Римлянин по отцу. Зна¬чит, почти римлянин...
Возможно, это было первой психологической ниточкой, связавшей Пилата и бродячего проповедника из Назарета.
Есть такая партия!
Итак, Иисус хочет встречи с Пилатом. Пусть даже его приведут к прокуратору на смертный суд. Зачем ему такой риск?
А затем, что Иисус не слепой. Он не о себе печется. Он пре¬красно видит все, что творится вокруг. Он видит нарастающее раздражение Рима против финансовых спекуляций Иеруса¬лима, раздражение Пилата волной терроризма со стороны зелотов, убивающих римских граждан, поджигающих строе¬ния, отравляющих колодцы. Он видит, что зажравшиеся ле¬виты не только не вкладывают капиталы в городское ком¬мунальное хозяйство, но и визжат, когда это делает Пилат. Он видит, как растет пропасть между вопиющей роскошью, в которой живут левиты, и нищетой простых горожан. Един¬ственный, кто еще как-то по долгу службы поддерживает по¬рядок в городе и стране, — Понтий Пилат. Проклятый окку¬пант. Жестокий, немилосердный правитель, которого нена¬видят здесь все — и левиты, и простолюдины.
Христос понимает: добром все это не кончится. Рано или поздно напряжение разрядится кровью. Для Рима это будет маленькая победоносная война. И тогда никакой, даже от¬носительной автономии у Иудеи уже не будет... Кстати го¬воря, так оно и случилось. Через непродолжительное время после распятия Христа вспыхнуло восстание, которое было жестоко подавлено Титом, а Храм — финансовая опухоль им¬перии — был римлянами разрушен (о чем, между прочим, Христос недвусмысленно намекал в каждом выступлении).
Христос считает необходимым вложить накопленные спе¬кулятивные капиталы в реальный сектор экономики — в ви¬ноградники, мастерские, кузницы, рудники... Тем более что рядом Египетская Александрия, Антиохия — развитые про¬мышленные центры того времени. Есть, есть куда вложить денежки. Ну, так вложите! И поделитесь с неимущими нако¬нец! Хватит уже набивать карман!.. Тезис о том, что «делиться нужно», красной строкой проходит через проповеди Христа.
У Иисуса к тому времени есть своя партия — не зря он ходил по Иудее и вербовал сторонников. Даже в Синедрионе у Назаретянина есть свои сторонники — некие Иосиф Аримо-фейский и Никодим. Последний явно поддерживал Христа во время спора на площади. Они же после распятия пришли за телом Христа. И, что характерно, солдатами Пилата тело Христа было им безропотно отдано! Впрочем, не будем за¬бегать вперед...
Мечта Иисуса — войти со своей партией в парламент (Си¬недрион) и повлиять на распределение финансовых пото¬ков: прекратить валютные спекуляции, позаботиться наконец о рушащемся городском хозяйстве, организовать помощь нуждающимся и социально необеспеченным слоям населения. Что для этого нужно? Всего ничего — встреча с Пилатом.
Ясно, что добровольно левиты его в Синедрион не пустят. Тем паче что заседать там могут только члены семей левито-вых. Парламент-то сословный. А вот с помощью Пилата ак¬цию с появлением третьей — Иисусовой — партии в парламен¬те провернуть можно. Если только Пилат отпишет в Рим: мол, появился здесь один очень полезный человечек, которого не¬обходимо ввести в туземный сенат для блага Великого импе¬ратора Тиберия, — то вопрос будет решен. Левиты скрипнут зубами и подчинятся.
Взамен Христос пообещает Пилату «отдать кесарю кеса¬рево»: будучи полноправным членом Синедриона, он сможет выкупить часть (пока только часть) меняльных столов и пере¬ориентировать финансовые потоки в пользу Рима вообще и Пилата в частности. И тогда, глядишь, его родину минует участь быть раздавленной железной армией карателей.
Почему же Христос просто не записался на прием к Пилату со своими идеями? Во-первых, Пилат вряд ли лично принимает туземных голодранцев... А во-вторых, вдруг Пилат имеет от Синедриона регулярную мзду от спекуляций, вдруг он обыкновенный взяточник на «подсосе» у Храма?
Тогда тихо пойти к Пилату — тихо пропасть. Значит, надо пойти громко.
Кто к нам с мечом пойдет...
Первосвященник Каиафа — глава Синедриона, или, по-современному говоря, спикер религиозного парламента, ко¬нечно, раскусил амбициозного мальчишку — Иисуса Христа. Он сразу понял, кому именно адресована фраза «кесарю — кесарево». Стало быть, Иисус - прямая угроза финансовому благополучию Храма. Сдать его римлянам, попросив смерт¬ной казни у Пилата, — риск. Вообще-то, Понтий Пилат с уго¬ловными и политическими не особо церемонится и приговоры утверждает заочно. Но не в данном случае. Пилату, конечно, уже все донесли. Он, конечно, заинтересовался. Пилат давно точит зубы на корван.
Остается одно: по-тихому пристукнуть самозванца. А это сделать не так уж просто. Во-первых, Иисус - прирожден¬ный конспиратор (в этом мы чуть позже убедимся). Во-вторых, Иисус действительно всюду ходит с охраной. Причем некоторые из апостолов вооружены. Петр, например, всегда ходил с мечом (в конце концов он им воспользуется, как мы знаем). Меч - редкая привилегия: ходить с оружием разре¬шено только римским гражданам, это их неотъемлемое пра¬во, в отличие от «неграждан». Туземцам за ношение оружия — смерть через распятие. Даже храмовая стража Синедриона вооружена деревянными дубинками и кольями.
Значит, Петр — римский гражданин. Как Петр, рожден¬ный в Иудее, мог стать римским гражданином? Например, повоевав римским наемником. В 19 году сын Тиберия Герма-ник воевал в Каппадокии и Армении. Естественно, во вспо¬могательные войска он набирал наемников, откуда побли¬же—с Востока. Наемникам за особые заслуги перед Римом давали награду — Крепостной венок, или Гражданский венок.
Носитель такой награды автоматом получал гражданство. Видимо, Петр был хорошим солдатом.
Служили наемники в кавалерии, следовательно, у Петра не короткий меч — «гладиус», а длинный кавалерийский — «спата». Большой меч под одеждой не спрячешь, его можно носить только открыто. Следовательно, каждый в Иерусалиме знает: Иисуса окружают вооруженные люди. На них с колья¬ми переть бессмысленно.
А может быть, все-таки Петр имел короткий меч и носил его под одеждой нелегально? Вряд ли... Вряд ли не склон¬ный к самоубийству человек в праздничном Иерусалиме, где на каждом шагу римские патрули, будет таскать с собой оружие, глупо нарываясь на смерть. Да даже если б не патру¬ли! На Петра мгновенно донесли бы, вооружись он незакон¬но: город полон шпионов и стукачей, а у Христа и апостолов много врагов. В городе все шпионят за всеми. Даже Пилат знает, что на него постоянно идут какие-то докладные в Рим... Нет, Петр носил меч открыто — по праву римского гражда¬нина.
Значит, днем Иисус всегда появляется в городе в окруже¬нии охраны из бывших наемников... Ночует он в пригороде на виллах своих зажиточных друзей. Как его взять?
И тут Иисус подставился сам!
«У вас продается славянский шкаф?»
Близится праздничная пасхальная ночь. Иисус говорит ученикам: сходите, мол, в город, сегодня мы будем отмечать праздник там, я так решил. Идите по такому-то адресу к та¬кому-то человеку (примечательно, что ранее этот адрес и этот человек апостолам не были известны). Внимательно посмо¬трите, есть ли там кувшин. Если кувшин на месте, смело за¬ходите и говорите хозяину такие-то слова.
Ученики выполняют все в точности. Идут на место. Там, как говорят в шпионских романах, снимают пароль (об¬наруживают, что кувшин на месте, и, значит, явка не про¬валена). Говорят хозяину нужные слова... И только потом на явку приходит Иисус с остальными. Явка — небольшой ресторанчик. Хозяин — содержатель ресторанчика - чело¬век Христа.
Какое-то время Иисус с апостолами пьют и гуляют. Нерв¬ничают только двое — Иисус и Иуда. Во время гулянки Иисус вдруг говорит Иуде примерно следующее: «Ладно, иди и делай, что задумано!» Иуда уходит. А Иисус, немного погодя, пред¬лагает всем подышать воздухом. Ничего необычного в этом предложении нет, нам всем оно очень понятно: люди гуляли, пили вино — теперь надо немного проветриться. Естествен¬ное желание во все времена. Но вместо того, чтобы просто проветриться, Иисус ведет всех... за город, за речку Кедрон — в Гефсиманский сад. Зачем? Почему? Разве нельзя было за¬ночевать там же, с блудницами? До этого случая Христос не отличался склонностью к ночевкам в лесу, у него, как мы знаем, полно состоятельных друзей.
И самое главное — ведь Иуда ушел раньше остальных. И о том, куда именно направится Иисус с учениками, он знать не мог. Если, конечно, Иисус сам не сказал ему об этом заранее. Но ведь Иуда точно привел людей первосвященников в Гефсиманский сад, где и «сдал» им Иисуса! Значит, план был разработан ими обоими. И Иуда — самый преданный Христу человек.
Можно предположить, что сказал Иуда Каиафе. То, что велел сказать Иисус: люди Иисуса перепились и дрыхнут сейчас в Гефсиманском саду. Сопротивления они не окажут. Да и место глухое. Естественно, Иуда попросил денег «за пре¬дательство». Ибо бескорыстие — подозрительно.
А Христос между тем просто организовал засаду. И его план сработал...
Ночь. Пригород Иерусалима. Гефсиманский сад. Иисус сильно нервничает. Как не нервничать, если иные из его апо¬столов действительно дрыхнут! Им-то простительно: в боль¬шинстве своем апостолы о планах Иисуса не знают, знают только двое-трое. В их числе, естественно, и Петр. А меж¬ду тем Назаретянин поставил на карту свою жизнь. Тут за¬нервничаешь.
Появляется Иуда с отрядом головорезов Каиафы. Иуда целует Христа... И не говорите мне, что это был предатель¬ский поцелуй! Нет, это был братский поцелуй! Поцелуй лю¬дей, затеявших большое общее дело. «Держись! Я сделал все, что ты просил! Теперь твоя очередь!» — вот смысл Иудиного поцелуя.
Вот тут Петр и пускает в ход свой меч... Если бы храмовая стража пришла просто арестовать Иисуса, стычки бы не было. «Вы арестованы, пройдемте!» - «Очень хорошо, я давно это¬го жду. Идем». Нормальный мирный вариант ареста. Но Хри¬ста пришли не арестовывать, а убивать под покровом ночи. Именно поэтому вспыхивает быстротечная схватка, окон¬чившаяся кровью. Петр отрубает ухо одному из нападавших. История донесла до нас даже имя пострадавшего — Малх.
Иисус останавливает резню: он уже победил! И Петр опу¬скает меч. Что, собственно, случилось? А случилась жуткая для Каиафы неприятность - коллективная драка в празд¬ничную ночь с нанесением тяжких телесных, в которой участвовали его люди. И самое противное во всем этом — произошло нападение туземцев на римского гражданина! Римлянин даже был вынужден применить оружие. Ай-яй-яй... Такое дело не замять. С таким делом Пилат будет разбирать¬ся лично.
«За каким вы туда ночью поперлись с кольями?» — спро¬сит у Каиафы Пилат, и в глазах его, помимо обычной устало¬сти, будет светиться живой огонек заинтересованности и по¬нимания. Здесь возможен только один вариант ответа:
— Арестовать богохульника хотели, ваше благородие! Днем несподручно было, они ведь ребята горячие, а тут пере¬пились все. Ну, мы и решили воспользоваться. Чтоб без кро¬ви обошлось.
— Арестовали?
— Арестовали, вашбродь!
— Ну, давай его сюда...
Трижды не пропоет петух...
Иисус своего добился. Он арестован. Его ведут в город. Сзади — так, на всякий случай — идет Петр с мечом. Мало ли что... Вдруг захотят Иисуса дубинками забить «при попытке к бегству». Соблазн-то велик!
Привели в дом Каиафы. Ситуация накаляется. Христос получает пару оплеух. Петр не вмешивается. Его роль — глав¬ный свидетель, римский гражданин. Кто-то узнает Петра, показывает пальцем: да он, блин, сам апостол, Христов дру¬жок! Петр отрицает: да нет, я так просто гулял ночью по са¬дику, вижу — хотят парня мочить. Может, думаю, разбой¬ники? Решил защитить паренька... Но Петра опять кто-то опознает.
Испугался ли Петр, как предполагают Евангелия? На¬вряд ли... Петр — ветеран войны. Начальник Иисусовой охраны и не такое видел в жизни. Этих безоружных горожан он может пучками косить. Просто ситуация становится все менее определенной: то ли Петр действительно Христов подельник, свидетельство коего нужно на десять поделить, то ли и вправду случайный прохожий, но в любом случае — римский гражданин. И ничего туземцы с ним поделать не мо¬гут, даже если захотят. Он не в их юрисдикции. Поэтому Петр спокойно уходит: ситуация окончательно вышла из-под кон¬троля Каиафы, теперь Иисуса и подавно убить невозможно — весь город переполошили. Чего Петру теперь зря подставпяться — Каиафа его, конечно, не накажет, руки коротки, ¡1 вот Пилату может что-нибудь не понравиться. Да и дело свое Петр, в общем-то, уже сделал — Иисус живым доставлен в город.
После такого скандала он уж точно попадет к Пилату. Ле¬виты будут просить у Пилата предать его смерти. Пилат их ненавидит. Значит, попадет он к Пилату как враг его врагов. То есть друг. И у него есть что сказать прокуратору! Иисус сделает наместнику предложение, от которого тот не сможет отказаться.
Расчет Христа был верен. Иисус не учел только одного момента — он не знал, да и не мог знать, что в Риме зреет за¬говор Сеяна против Тиберия. И что Понтий Пилат — его участник.
Таланты Понтия Пилата
Пилат не просто участник заговора. Он в цейтноте! Пи¬лату срочно нужны деньги. У него нет времени реализовы-вать политические схемы Иисуса. Хотя схемы безусловно интересные. Красивые схемы! И если бы он, Пилат, не по¬ставил уже жирный крест на Иудее, если бы ему вскорости не нужно было грузить легионы на галеры и идти в Рим на поддержку Сеяна, он бы, конечно, сделал все как надо - отписал в Рим, ввел Иисуса в Синедрион, затем, используя Иисуса как подставное лицо, откупил бы часть меняльных столов... Но времени нет.
Когда Пилат услышал предложение Иисуса о введении третьей — проримской — партии в Синедрион, его симпатия к Назаретянину окрепла. Безусловно, между Пилатом и Иисусом установилась психологическая связь, которую интуитивно чувствуют практически все исследователи. Связь, которая сквозит через потертые временем и переводами строки евангелий...
Что случилось после разговора Христа с Пилатом, в точ¬ности неизвестно. Евангелия, например, повествуют, что Пилат зачем-то отправил Христа к Ироду. Зачем? Кто такой Ирод? Ирод Антипа — царь Галилейский... Палестина разде¬лена на несколько самостоятельных областей, каждой из ко¬торых правит свой начальник. Иудеей, Идумеей и Самарией чутко руководил Понтий Пилат. Галилеей и Пиреей — Ирод Антипа, сын Ирода Великого.
Антипа — человек с «европейским образованием». Он вы¬рос и выучился в Греции. Привык к имперскому лоску и роскоши. У него «цивилизованный» менталитет. Ирод живет в столице Галилеи — Тиберии. Неужели туда Понтий послал арестованного? Нет, скорее всего, в Иерусалим Ирод, как и Пи¬лат, приехал только на праздник. Возможно, Понтий хотел посоветоваться с европейски воспитанным и проримски на¬строенным Иродом? Тем паче что Иисус родом из галилей¬ского Назарета...
Есть и другое свидетельство тех событий — свидетельство древнеримского историка Иосифа Флавия. До нас дошел древнерусский перевод с арамейского варианта книги Фла¬вия «Иудейская война». Там ясно написано, что после встре¬чи с Иисусом Пилат отпустил его, затем встретился с Перво¬священником, взял у него тридцать талантов денег и вновь отдал приказ арестовать Христа.
Что же произошло? Да Пилат просто использовал Христа для шантажа: смотри, Каиафа, я не нашел на нем никакой вины, и теперь он свободен, он в городе, твой противник. А завтра я могу поставить его перед толпой рядом с собой, и тогда его сторонники, в том числе и в Синедрионе, скажут: «Вот он, Мессия, которого мы ждали, своей мудростью сумевший убедить даже заклятого врага иудеев!» Каиафе делается нехорошо...
Никогда в жизни Пилат не продал бы Христа, если бы ему срочно не нужны были деньги! Тридцать талантов — это все, что собрали левиты за праздничные дни. Тридцать талантов - это 780 килограммов чистого золота. Годовая зар¬плата легиона. Можно просто показать золото солдатам, и они пойдут за Пилатом куда угодно. Даже на родину.
Сдав Христа, Пилат поступил так, как всегда поступал в жизни. Но в этот раз на душе у него скребли кошки. Что же мешало римскому прокуратору успокоиться после удачно проведенной операции? Тонкая ниточка симпатии, которая протянулась между ним и человеком из Назарета...
Последняя попытка
Обращался ли Пилат к народу на площади с вопросом, «кого вам отдать» в честь праздничка, как о том говорят все Евангелия? Возможно. И даже вероятно.
Во-первых, та самая психологическая ниточка. Все-таки, предав Христа - пообещав ему содействие, отпустив и затем вновь арестовав, - благородный римлянин чувствовал себя не в своей тарелке. Не зря же Пилат, ставший символом тиран¬ства еще при жизни, странно колеблется, отправляя на смерть Иисуса... А во-вторых, прокуратору просто из деловых сооб¬ражений ужасно не хотелось терять полезного человека. Да, за тридцать талантов он пообещал Каиафе предать Иисуса смерти. Обещание выполнил, приговорил. Но тридцать та¬лантов теперь лежат не в корване, а в крепости Антония — иерусалимской резиденции Пилата. Каиафа обратно их уже не заберет. Значит, можно попытаться спасти Христа. Тем бо¬лее что в честь праздника нужно одного из осужденных от¬пустить. И Каиафа ничего не возразит: толпа отпустила! Обы¬чай! Ваш же туземный обычай, господин Первосвященник!
Казнить должны были четверых: Иисуса за богохульство, двоих террористов-зелотов (явных врагов режима) и Варавву — обычного уголовника, прошедшего по бытовой статье. Пилат обращается к толпе, рекламируя ей Иисуса, называет его царем. Но Каиафа тоже не вчера родился, он-то свои национальные обычаи и особенности знает назубок! Толпа, обработанная Первосвященником, взревела: «Варавву! Отдай нам Варавву!» Понтий только скрипнул зубами...
А может быть, Каиафа и не обрабатывал толпу, просто иудеи не могли простить Иисусу недавнего надругательства над Храмом?..
Узнав, что их план сорвался, Иуда в отчаянии бросает полученные от Каиафы деньги через забор дома Первосвященника и кончает жизнь самоубийством, понимая, что на нем теперь будет висеть несмываемое клеймо предателя, ибо единственный человек, кто знает правду и мог бы его оправдать в глазах апостолов и потомков, идет сейчас на Голгофу...
Дойдём и до этого.
Взял какноническое Евангелие и охренел. А оно то точно так и есть. Особенно пассаж про Петра понравился. 
А я то думал, шо это сказка какая то, шо он ухи рубил в Гефсиманский саду. А оно вона как, отставной легионер и гражданин Рима. Жесть!!!
Неужели не интересно?
Масса народу во всём мире уповает на кого угодно, но только не на самих себя!
Это я не про богословов, эти то как раз говорить могут. Я про тех дебилов, которые выхватив пару цитат из Библии именно такими богословами себя и возомнили. И несут ахинею на полную катушку.
Он себя осчусчает не холявщиком, а партнёром Господа Бога, совершенно не задумываясь о том, а нужен ли он Богу в качестве партнёра.
Меня интересуют только ЗНАНИЯ любого народа и любой веры. 