Во многих странах невестам было запрещено говорить, смеяться, выходить на улицу, иногда даже садиться за общий стол. Они мертвы, им нельзя заниматься ничем, кроме приданого, и то лишь потому, что по поверьям, женским душам в потустороннем мире разрешено прясть и шить. Само слово «невеста» значит «неизвестная» (от «не ведать»), то есть обезличенная, как все покойники.

За ХХ столетие содержание и порядок традиционного свадебного обряда забылся окончательно. Из некоего сакрального акта пробуждения женского начала свадьба превратилась в большую вечеринку по случаю получения двумя молодыми людьми штампа в паспорте. Белоснежное платье невесты не имеет ничего общего с трауром. Жених из опасливо крадущегося по миру мертвых чужака стал безусловным хозяином положения. Он сам выкупает невесту и сам отгадывает загадки её подруг, вошедшие в моду в 1950-е годы.

Свидетели, пришедшие на смену дружке, нужны только для того, чтобы поставить свою подпись в ЗАГСе. За них все делает тамада или ресторанный распорядитель. Об их прежней роли напоминает лишь лента через плечо, в которую трансформировалось погребальное полотенце. Ритуальный веник давно превратился в невестин букет. Фата не обязательна: взор новобрачной теперь никого не пугает. От прежнего обычая остался лишь запрет молодоженам смотреть друг другу в глаза во время обмена кольцами, а то будут изменять. Плакать невесте теперь тоже незачем. Всплакнуть можно разве что с утра перед приездом жениха. Вместо кладбища новобрачные теперь заезжают к вечному огню или памятникам. Сохранились подношение каравая, осыпание зерном и монетами — это понятно: семейного согласия и достатка хочется во все времена. По этой же причине остались и многочисленные обереги. Смутным напоминанием о воскрешении новобрачной служит обряд её кражи в конце свадебного банкета, но здесь произошло явное смешение с кавказской традицией. И ищут её теперь не родственники, а молодой муж — так логичнее с точки зрения здравого смысла, ведь об истинном значении традиции уже никто не помнит.